«…Сергей Львович [Пушкин] был известен как остряк и человек необыкновенно находчивый в разговорах. Владея в совершенстве французским языком, он писал на нём стихи так легко, как француз, и дорожил этою способностию. Много альбомов, вероятно, сохранили его произведения; и есть слухи, что в это время он написал даже целую книжку, в которой рассуждал по-французски – стихами и прозой – о современной ему русской литературе». (П. В. Анненков. «Материалы для биографии А. С. Пушкина»)
Что же взял Пушкин от отца своего? Острословие? Да. Любовь к французскому языку и литературе? Несомненно. Увлечение театром? Тоже верно. Однако Сергей Львович передал старшему сыну и такую особенность как неспособность к службе.
Известно, что Пушкин был нелюбимым ребеноком. Гораздо больше любви родители отдавали младшим Льву и Ольге. Отношения у Пушкина с отцом были непростые. Во время южной ссылки поэта Сергей Львович боялся переписываться с ним и узнавал о житие-бытие сына из его переписки со Львом Сергеевичем. В письме от 31 октября 1824 года Александр Сергеевич с обидой и болью писал Жуковскому: «Отец, испуганный моей ссылкой, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь…»
Отношения отца и сына оставались натянутыми до 1830 года, когда Пушкин, собираясь жениться на Наталье Гончаровой, обратился к родителям с просьбой о материальной помощи. Вот перевод с французского первой половины ответного письма Сергея Львовича: «Тысячу, тысячу раз да будет благословен вчерашний день, дорогой Александр, благодаря письму, которое мы получили от тебя. Оно преисполнило меня чувством радости и благодарности. Да, друг мой, это самое подходящее выражение. Давно уже слёзы не приносили мне такой отрады, как пролитые при его чтении. Да благословит небо тебя и твою милую подругу жизни, которая составит твое счастье».

В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Так в восьмой главе «Евгения Онегина» Пушкин писал о начале своего поэтического пути.
Пушкин начал писать рано. Сестра его Ольга Сергеевна рассказывала, что ещё девятилетним мальчиком, до Лицея, пробовал он сочинять. Его первые опыты были по-французски. Он сочинял и разыгрывал перед сестрой маленькие комедии. Когда одну из них Ольга Сергеевна освистала, Пушкин не обиделся, а сам на себя сочинил по-французски эпиграмму:
– Скажи, за что «Похититель»
Освистан партером?
– Увы! За то, что бедняга сочинитель
Похитил его у Мольера.
Мольера, Лафонтена, Плутарха, Гомера, Вольтера Пушкин узнал и полюбил в раннем детстве. Едва научившись читать, он забирался в отцовский кабинет. Доставал из книжного шкафа какой-нибудь из томиков в сафьяновом переплёте и погружался в чудесный мир фантазии.

В 1814 году в журнале «Вестник Европы» в 13-м номере впервые было напечатано стихотворение А. С. Пушкина. Оно называлось «К другу стихотворцу». Внизу стояла подпись: «Александр Н.к.ш.п.». Пушкин написал свою фамилию наоборот и выпустил из нее все гласные.
Первое стихотворение Пушкина увидело свет при не совсем обычных обстоятельствах.
Лицеисты отправляли свои стихотворения и басни в журнал. Антон Дельвиг, посылая в журнал своё стихотворение, посоветовался с товарищами и потихоньку от Пушкина отправил заодно и его. Вскоре ничего не подозревающий Пушкин, взяв свежий номер «Вестника Европы» с изумлением прочитал: «От издателя: Просим сочинителя присланной в «Вестник Европы» пьесы под названием «К другу стихотворцу», как всех других сочинителей, объявить нам своё имя, ибо мы поставили себе законом: не печатать тех сочинений, которых авторы не сообщили нам своего имени и адреса».
Так Пушкин узнал о проделке своих друзей.
Предатели-друзья
Невинное творенье
Украдкой в город шлют
И плод уединенья
Тисненью предают.
Пришлось сообщить в журнал своё имя и адрес.
В том же 1814 году в журнале «Вестник Европы» были напечатаны одно за другим четыре его стихотворения.

В феврале 1815 года в Лицее побывал Константин Николаевич Батюшков. В это время Пушкин болел и лежал в больнице. Вдруг прибежали товарищи и сказали, что его хочет видеть Батюшков, который специально для этого приехал в Лицей.
Пушкин был рад чрезвычайно. Он любил стихи Батюшкова. Они нравились ему своей разнообразностью и жизнерадостностью, гармоничностью и стройностью.
Вместе с русской армией Батюшков недавно возвратился в Петербург из заграничного похода.
Говорили они о многом – об отечественной словесности, о народной русской поэзии. Когда речь зашла о стихах самого Пушкина, Батюшков стал советовать оставить лёгкую поэзию и обратиться к предметам серьёзным и важным – воспевать войну, героев… Пушкин смолчал и всё терпеливо выслушал. Вскоре он ответил Батюшкову стихами:
А ты, певец забавы
И друг пермесских дев,
Ты хочешь, чтобы, славы
Стезёю полетев,
Простясь с Анакреоном,
Спешил я за Мароном
И пел при звуках лир
Войны кровавый пир.
Пушкин вежливо, но решительно отклоняет этот совет.
Страшась летать недаром,
Бреду своим путем.
«Полёты», лира, оды – не для него. По настоянию лицейского начальства пришлось ему раз-другой сочинить «громозвучные» стихи, но по собственной воле он писать их не станет…

Учась в Лицее, Пушкин, как и другие лицеисты, бывал в доме у директора Егора Антоновича Энгельгардта. Он приходил вместе с Антоном Дельвигом читать немецкие книги. Правда, он не долго посещал дом директора. Вдруг перестал и не захотел приходить. Почему? Чем же объяснялось странное поведение Пушкина?
Всё очень просто: Энгельгардт написал для себя характеристики на воспитанников, они лежали в письменном столе среди прочих бумаг. В большинстве своём характеристики были удивительно верны и метки, говорили об уме и наблюдательности их автора.
Что же написал Энгельгардт о Пушкине?
«Его высшая и конечная цель – блистать, и именно посредством поэзии. К этому он сводит всё и с любовью занимается всем, что с этим непосредственно связано. Всё же ему никогда не удаётся дать прочную основу даже своим стихам, так как он боится всяких серьёзных занятий и сам его поэтический дух не сердечный, проникновенный, а совершенно поверхностный, французский дух. И всё же это есть лучшее, что можно о нём сказать, если это можно считать хорошим. Его сердце холодно и пусто, чуждо любви и всякому религиозному чувству и не испытывает в нём потребности».
И это о Пушкине, с его искренней, пылкой душой, сердце которого переполняла первая юношеская любовь, привязанность к товарищам…
«Чтобы полюбить его настоящим образом, - писал о друге Иван Пущин, - нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище».
Юный Пущин оказался умнее, добрее, проницательнее, чем умудрённый годами директор Лицея.

Театр! У Пушкина загорались глаза, когда ему предстояло отправиться на спектакль. Всё театральное, сценическое увлекало его с детства. Отец и мать любили театр. Дядя Василий Львович, побывав в Париже, взахлёб рассказывал о знаменитом трагике Тальма, у которого он брал уроки декламации.
Маленький Пушкин не помнил себя от радости, если ему разрешали остаться в гостиной, где отец и дядя под одобрительный смех и шёпот гостей разыгрывали сцены из Мольера.
А петербургские театры!
Как он мечтал о них! В годы его отрочества до тихого Царского села доносился их шум и блеск. Балеты Дидло, декорации Гонзаго, несравненная Семёнова… Теперь он увидел их, вступил в удивительный и волнующий край, имя которому – театр.
Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слёз, рукоплесканий
С младой Семёновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись. (Отрывок из «Евгения Онегина»)

В 1824 году Василий Андреевич Жуковский писал Пушкину, страдающему в михайловской ссылке от одиночества и неведения о будущем: «Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастья и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты рождён быть великим поэтом; будь же этого достоин». Старший друг Пушкина увидел в молодом поэте удивительное дарование.
Познакомились и подружились они в середине 1815 года в Царском селе. К тому времени Пушкин был автором уже двадцать стихотворений. Жуковскому он посвятил стихотворения «Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени…», «Когда к мечтательному миру…», а также короткое «К портрету Жуковского»:
Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнёт о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

Удивительно, но дома у Пушкина бывали лишь близкие друзья. Почему? Для этого существовали основательные причины.
После окончания Лицея Пушкин жил с родителями в Коломне. Сергей Львович и Надежда Осиповна поселились там из соображений экономии. Пушкины жили в верхнем, втором этаже – «над Корфами». По воле случая два недавних лицеиста – Александр Пушкин и Модест Корф – оказались в Петербурге под одной крышей, стали соседями.
Вот как Корф описывал жизнь семьи Пушкиных: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня; ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всём, начиная от денег и до последнего стакана».
Домашняя жизнь родителей Пушкина действительно отличалась безалаберностью. Объяснялось это особенностями характера как Сергея Львовича, так и Надежды Осиповны.
Родители Пушкина предпочитали визиты, развлечения. Сергей Львович был начитан, образован, любил театр, литературу, но службу не любил. К своим обязанностям помещика, как и ко всему, что доставляло беспокойство и хлопоты, Сергей Львович питал непреодолимое отвращение. Управлять имениями поручил он приказчикам, и те исправно обкрадывали и его, и крестьян.
Домом он не занимался, передоверив всё жене. А Надежда Осиповна была плохая хозяйка. Она была единственной в семье. Мать растила её белоручкой-барышней, баловала дочь. Французский язык, фортепьяно, манеры. Она не меньше, чем муж, любила светские развлечения. Обязанности хозяйки ей докучали. Неуравновешенная и вспыльчивая, она вносила эти качества в управление домом. То с полным равнодушием взирала на всяческие беспорядки, то строго взыскивала за всякий пустяк.

Современники Пушкина вспоминают его как человека с частыми перепадами настроения. Если предмет разговора его занимал, он преображался, и разговор его становился необыкновенно заманчив. Он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чём-нибудь близком его душе. Однако если ему было не интересно, он угасал, речь его становилась ленивой, медленной, объяснялся он вяло и несносно.
Иван Иванович Пущин, автор «Записок о Пушкине», в первый раз встретился с Пушкиным при поступлении в Лицей, на приёмном экзамене, 12 августа 1811 года. Вот что он вспоминает: «Пушкин с самого начала был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то чтобы он играл какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам, которые иногда не ускользают в школьных сношениях. <…> В нём была смесь излишней смелости c застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило. Бывало, вместе промахнёмся, сам вывернешься, а он никак не сумеет этого уладить. Главное, ему недоставало того, что называется тактом…».
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
Анне Керн Пушкин посвятил одно из своих лучших стихотворений «Я помню чудное мгновенье». Она оставила весьма интересные воспоминания о поэте. «Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен; и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-либо приятно волновало его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи».